Неточные совпадения
Еще много пути предстоит совершить всему походному экипажу, состоящему из господина средних
лет, брички, в которой ездят холостяки, лакея Петрушки, кучера Селифана и
тройки коней, уже известных поименно от Заседателя до подлеца чубарого.
«Юноша оказался… неглупым! Осторожен. Приятная ошибка. Надобно помочь ему, пусть учится. Будет скромным, исполнительным чиновником, учителем или чем-нибудь в этом роде. В тридцать — тридцать пять
лет женится, расчетливо наплодит людей, не больше
тройки. И до смерти будет служить, безропотно, как Анфимьевна…»
Прошло четыре
года. В городе у Старцева была уже большая практика. Каждое утро он спешно принимал больных у себя в Дялиже, потом уезжал к городским больным, уезжал уже не на паре, а на
тройке с бубенчиками, и возвращался домой поздно ночью. Он пополнел, раздобрел и неохотно ходил пешком, так как страдал одышкой. И Пантелеймон тоже пополнел, и чем он больше рос в ширину, тем печальнее вздыхал и жаловался на свою горькую участь: езда одолела!
Здесь речь Ипполита Кирилловича была прервана рукоплесканиями. Либерализм изображения русской
тройки понравился. Правда, сорвалось лишь два-три клака, так что председатель не нашел даже нужным обратиться к публике с угрозою «очистить залу» и лишь строго поглядел в сторону клакеров. Но Ипполит Кириллович был ободрен: никогда-то ему до сих пор не аплодировали! Человека столько
лет не хотели слушать, и вдруг возможность на всю Россию высказаться!
Я узнал только, что он некогда был кучером у старой бездетной барыни, бежал со вверенной ему
тройкой лошадей, пропадал целый
год и, должно быть, убедившись на деле в невыгодах и бедствиях бродячей жизни, вернулся сам, но уже хромой, бросился в ноги своей госпоже и, в течение нескольких
лет примерным поведеньем загладив свое преступленье, понемногу вошел к ней в милость, заслужил, наконец, ее полную доверенность, попал в приказчики, а по смерти барыни, неизвестно каким образом, оказался отпущенным на волю, приписался в мещане, начал снимать у соседей бакши, разбогател и живет теперь припеваючи.
— Три
года тому назад, однажды, в зимний вечер, когда смотритель разлиневывал новую книгу, а дочь его за перегородкой шила себе платье,
тройка подъехала, и проезжий в черкесской шапке, в военной шинели, окутанный шалью, вошел в комнату, требуя лошадей.
Чтоб не прерываться, расскажу я здесь историю, случившуюся
года полтора спустя с владимирским старостою моего отца. Мужик он был умный, бывалый, ходил в извозе, сам держал несколько
троек и
лет двадцать сидел старостой небольшой оброчной деревеньки.
Вдова начала громко жаловаться на судьбу. Все у них при покойном муже было: и чай, и ром, и вино, и закуски… А лошади какие были, особливо
тройка одна! Эту
тройку покойный муж целых два
года подбирал и наконец в именины подарил ей… Она сама, бывало, и правит ею. Соберутся соседи, заложат тележку, сядет человека четыре кавалеров, кто прямо, кто сбоку, и поедут кататься. Шибко-шибко. Кавалеры, бывало, трусят, кричат: «Тише, Калерия Степановна, тише!» — а она нарочно все шибче да шибче…
— Нет, это что! — прерывает Петя Корочкин, — вот у нас кучер так молодец! Прошлого
года зимой попал со всей
тройкой и с санями в прорубь, видит — беда неминучая, взял да и разогнал подо льдом лошадей… И вдруг выскочил из другой проруби!
Так же безучастно смотрят, как сто
лет назад смотрели на золотой герб Разумовских, на раззолоченные мундиры членов клуба в парадные дни, на мчавшиеся по ночам к цыганам пьяные
тройки гуляк…
Вот, перед вами же, пришел да положил сто тысяч на стол, после пяти-то
лет невинности, и уж наверно у них там
тройки стоят и меня ждут.
Летом, в вакантный месяц, директор делал с нами дальние, иногда двухдневные прогулки по окрестностям; зимой для развлечения ездили на нескольких
тройках за город завтракать или пить чай в праздничные дни; в саду, за прудом, катались с гор и на коньках.
На весь этот оживленный вид герой мой смотрел холодным и бесчувственным взором, и только скакавший им навстречу, совсем уж на курьерской
тройке, господин средних
лет, развалившийся в бричке и с владимирским крестом на шее, обратил на себя некоторое внимание его.
На последнем повороте Фотоген нагнал своих. Впереди его была только вторая
тройка. Он закричал, сам весь возбужденный веселым
лётом...
Вечером 7 декабря 1851
года к дворцу его в Тифлисе подъехала курьерская
тройка.
Я просидел около десяти дней в какой-то дыре, а в это время вышло распоряжение исключить меня из университета, с тем чтобы ни в какой другой университет не принимать; затем меня посадили на
тройку и отвезли на казенный счет в наш губернский город под надзор полиции, причем, конечно, утешили меня тем, что, во внимание к молодости моих
лет, дело мое не довели до ведома высшей власти. Сим родительским мероприятием положен был предел учености моей.
— Коли бы милость ваша была, ребят на оброк отпустить, так Илюшка с Игнатом в извоз бы на трех
тройках пошли на всё
лето: може, чтò бы и заработали.
Но в это время новые тесовые ворота со скрипом отворились перед ним, и красивый, румяный белокурый парень,
лет восьмнадцати, в ямской одежде, показался в воротах, ведя за собой
тройку крепконогих, еще потных косматых лошадей, и, бойко встряхнув белыми волосами, поклонился барину.
Я прочитал до конца, но что после этого было — не помню. Знаю, что сначала я ехал на
тройке, потом сидел где-то на вышке (кажется, в трактире, в Третьем Парголове), и угощал проезжих маймистов водкой. Сколько времени продолжалась эта история: день, месяц или
год, — ничего неизвестно. Известно только то, что забыть я все-таки не мог.
На масленице шестого
года жизни Сергия в затворе из соседнего города, после блинов с вином, собралась веселая компания богатых людей, мужчин и женщин, кататься на
тройках. Компания состояла из двух адвокатов, одного богатого помещика, офицера и четырех женщин. Одна была жена офицера, другая — помещика, третья была девица, сестра помещика, и четвертая была разводная жена, красавица, богачка и чудачка, удивлявшая и мутившая город своими выходками.
В то время здесь было большое движение; проходили длинные обозы с товарами, и бывали тут разные случаи, вроде того, например, как
лет 30 назад обозчики, рассердившись, затеяли драку и убили проезжего купца, и в полуверсте от двора до сих пор еще стоит погнувшийся крест; проезжали почтовые
тройки со звонками и тяжелые барские дормезы, с ревом и в облаках пыли проходили гурты рогатого скота.
15 августа 1881
года около шести часов вечера меня «доставили» в Тобольск. Красивый полицмейстер в папахе сибирского казачьего войска выехал из своих ворот, когда увидел нашу
тройку. Он быстро соскочил со своей пролетки, подошел к нам, поговорил с жандармами, потом подошел ко мне, вгляделся в лицо и сказал...
Признак русской широкой природы —
Жажду выдвинуть личность свою —
Насыщает он в юные
годыУдальством в рукопашном бою,
Гомерической, дикой попойкой,
Приводящей в смятенье трактир,
Да игрой, да отчаянной
тройкой.
За одиннадцать
лет, при ежедневной езде, наверное, было пережито немало интересных приключений. В ясные летние и в суровые осенние ночи или зимою, когда
тройку с воем кружит злая метель, трудно уберечься от страшного, жуткого. Небось не раз носили лошади, увязал в промоине тарантас, нападали злые люди, сбивала с пути вьюга…
Мужчины ожидали, что монашенка откажется, — святые на
тройках не ездят, — но к их удивлению она согласилась и села в сани. И когда
тройка помчалась к заставе, все молчали и только старались, чтобы ей было удобно и тепло, и каждый думал о том, какая она была прежде и какая теперь. Лицо у нее теперь было бесстрастное, мало выразительное, холодное и бледное, прозрачное, будто в жилах ее текла вода, а не кровь. А
года два-три назад она была полной, румяной, говорила о женихах, хохотала от малейшего пустяка…
Соня. А ты, дядя Жорж, опять пил шампанское с Федей и катался на
тройке. Подружились ясные соколы. Ну, тот уж отпетый и родился кутилой, а ты-то с чего? B твои
годы это совсем не к лицу.
Кузьма. Нет, судьба, друг милый… Господин был большой, богатый, тверезый… (Тихону.) Чай, сам, небось, видывал, как, бывалыча, тут мимо кабака в город езживал. Лошади барские, шустрые, коляска лесорная — первый сорт! Пять
троек держал, братец ты мой…
Лет пять назад, помню, едет тут через Микишкинский паром и заместо пятака рупь выкидывает… Некогда, говорит, мне сдачу ждать… В-во!
В самый день Крещенья 1797
года, ранним утром, к воротам одного из домов Большой Морской улицы, бывшей в то время, к которому относится наш рассказ, одной из довольно пустынных улиц Петербурга, лихо подкатила почтовая кибитка, запряженная
тройкой лошадей, сплошь покрытых инеем. На дворе в этот
год стоял трескучий мороз, поистине «крещенский».
15 августа 1831
года, под вечер, по дороге к селу Грузину, постоянной в то время резиденции находившегося в опале фельд-цейхмейстера всей русской артиллерии, графа Алексея Андреевича Аракчеева, быстро катился тарантас, запряженный
тройкою лошадей.
Во время прохождения курса сперва в Московской семинарии, а затем в университете, он как сын священника села Отрадного был принят в доме Алфимовой, а
летом, во время каникул, проводил несколько месяцев в Отрадном, и тогда «удалая
тройка», как прозвали на селе Надю Алфимову, Олю Хлебникову и Федю Неволина, не расставалась.
Балага был известный троечный ямщик, уже
лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими
тройками.